Герои Советского Союза

Любимов Иван Степанович

 Иван Степанович Любимов родился в 1909 г. в селе Глушково Глушковского района. Член КПСС. С 1926 по 1929 г. работал на Глушковской суконной фабрике слесарем.

 В 1933 г. окончил школу летчиков и был направлен в истребительную авиацию Черноморского флота. Во время Великой Отечественной войны командовал гвардейским истребительным авиационным полком, а затем авиадивизией Военно-Воздушных сил Черноморского флота. Участвовал в освобождении Кавказа, Севастополя, Одессы, Румынии и Болгарии. На личном счету тов. Любимова 20 сбитых самолетов противника. За боевые заслуги он имеет 16 правительственных наград.

 За героизм, проявленный в боях по овладению Керченским полуостровом. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 января 1944 г. командиру гвардейской истребительной авиадивизии гвардии полковнику Любимову Ивану Степановичу присвоено звание Героя Советского Союза.

                                  _______________________________

                                                 Ас остается в строю

 В три часа ночи 22 июня 1941 года в Севастополе была объявлена боевая тревога: на город шли вражеские самолеты. Никто и не предполагал, что это начало войны с фашистской Германией. В воздух поднялось дежурное звено истребителей - Любимов со своими ведомыми Авдеевым и Филатовым.

 Прожекторы выхватывали из темени ночи самолеты со зловещими черными крестами. Вот один. Любимов дал полный газ и молнией атаковал бомбардировщик. Длинная очередь и тот исчез. Сбит? Нет? Этого Иван Степанович не знает и сейчас, во всяком случае не с него начался боевой счет летчика. Счет открыл в следующую ночь, когда сбил над аэродромом «юнкерса».

 Воздушное крещение для эскадрильи Любимова было удачным. Она одной из первых в войне открыла счет сбитым гитлеровцам, затем не раз обращала в бегство фашистских асов. Надо сказать, на Севастополь посылались только отборные летчики флота Геринга.

 Вскоре морские летчики стали сухопутными. Их посылали для прикрытия пехоты. Особенно запомнились Ивану Степановичу знаменитые рейды с бомбардировщиками Арсения Шубикова, которых сопровождала его эскадрилья. Сообща удавалось наносить весьма чувствительные удары по врагу и притом без потерь. Сказывалось преимущество тактики, совместно разработанной летчиками. Между прочим, впервые Шубиков и Любимов применили интересное новшество: к бомбардировщикам подвешивали по два истребителя. Потом, в воздухе, истребители отцепливались и надежно охраняли эскадрилью Шубикова.

 В этих полетах в сентябре четверка Любимова, прикрывавшая бомбардировщиков, вступила в бой против большой группы «мессершмиттов». Любимов увидел горящий самолет своего ведомого Ларионова и поспешил ему на помощь. Но молодой летчик рукой указал назад. Иван Степанович понял — оттуда ему в хвост пытался зайти немец.

 Любимову достался очень опасный противник, но, перехватив инициативу и получив преимущество в высоте, он все же зажег «мессер», тот рухнул на землю. Рядом вспыхнул другой, сбитый товарищами. Испуганные гитлеровцы быстро ретировались, оставив в покое бомбардировщики Шубикова.

 — Запомнился один октябрьский бой, — вспоминает Иван Степанович, - и вот почему. Тогда я дважды встретился с одним из фашистских асов: в воздухе и на земле.

 Любимов и Авдеев вылетели навстречу нашим бомбардировщикам, которые возвращались на базу после выполнения задания. Гитлеровцы обычно стремились перехватить бомбардировщики как раз в то время, когда те возвращались домой с пустыми баками и нередко даже расстреляв все патроны. Командование быстро разгадало нехитрую тактику. Любимов со своим ведомым полетел встречать бомбардировщиков, оградить их от возможных атак.

 Теперь внезапность оказалась на стороне черноморцев. Гитлеровцы, застигнутые врасплох, дали деру, Но один из них, видимо, искусный летчик, принял бой. Любимов, использовав преимущества в высоте, зашел ему в хвост и длинной очередью свалил «мессера». Летчик выбросился из горящего самолета на парашюте. Любимов пошел на посадку и выехал к месту гибели «мессера». Это была новая модель, и он хотел лучше ознакомиться с ней. На земле Любимов с товарищами вторично пленили летчика. Случилось это так. Иван Степанович и механик решили испытать крепость лобового стекла самолета. Механик выстрелил. Раздался крик, и из стога сена выполз и поднял руки немецкий летчик. Он решил, что стреляли по нему. Потом плененный ас попросил передать свой именной маузер Любимову. Этот маузер сейчас хранится в Военно-морском музее.

 9 октября 1941 года, как и обычно, эскадрилья Любимова сопровождала бомбардировщиков. Дважды шестерке истребителей приходилось вести ожесточенные бои с большим числом вражеских самолетов. И все же бомбардировщики благополучно добрались до цели, сбросили свой смертоносный груз.

 Когда бомбежка кончалась, неожиданно появилась новая группа «мессеров». Их встретили Любимов и его ведомый Авдеев. Двое против большого количества «мессеров». Верный своим заповедям, Иван Степанович идет на выручку бомбардировщикам и смело атакует.

 А о том, что произошло дальше, рассказывает сам Иван Степанович:

 «К перекрестию моего прицела подползает силуэт фашистской машины. Осталось чуть-чуть довернуть и нажать на гашетки. И не успеваю. В кабине с треском разлетаются осколки приборной доски. Хлестнули горячие брызги антифриза. Чувствую острую боль лица, головы, рук. Провожу трясущейся ладонью по стеклам и радуюсь как ребенок: «Глаза целы! Вижу, вижу!»

 Оглядываюсь: бомбардировщики за линией фронта, все в порядке, можно атаковать. Но перед глазами встает кровавая пелена. Ладонью стираю с очков теплую липкую влагу, становится светлее. Совсем рядом проносится «мессершмитт» с драконом на фюзеляже. Как назло, зрение вновь пропадает. Быстро протираю очки. Враг надо мной. Нажимаю на гашетку, пулеметы молчат - кончился боезапас. И вдруг острая боль обжигает правую ногу. Вновь в глазах темно. Может, я ослеп? Нет, зрение восстанавливается. Оглядываюсь: сзади пристраивается очередной «мессер». Инстинктивно беру ручку на себя, самолет идет круто вверх. Нельзя показать врагу, что я ранен. С поворота выхожу на петлю.

 Все делаю как всегда. Но машина непослушна - сдает поврежденный мотор, «Мессер» проскакивает подо мной. Пикирую, устремляюсь вдогонку, но немец уходит.

 Силы на исходе. Израненная машина теряет высоту. До аэродрома не дотянуть, главное — перейти линию фронта. Бьют немецкие зенитки. Самолет бросает, едва удерживаю ручку управления. Направляю машину к земле, выпускаю шасси. Толчок и — тишина».

 Летчик некоторое время сидит в машине, приходит в себя. Правую ногу не чувствует, сам весь в крови. Сколько еще ранений? После посчитает, сейчас главное — быстрее выбраться из кабины, отойти от самолета, который вот-вот может взорваться. Нечеловеческие усилия, и Любимов переваливается через борт, на спине отползает от самолета. Каждый сантиметр дается с большим трудом.

 И вдруг тишину нарушает нарастающий гул мотора. Немец вернулся. «Дракон», не приняв честного боя в воздухе, воровски стреляет с неба. Сильный ожог! Парализована левая нога, и вновь темень перед глазами. Адская боль. Иван Степанович протягивает руку и не может найти левую ногу - ее нет. Он вытаскивает пояс реглана и накладывает жгут.

 А фашист все стреляет. Сейчас Иван Степанович и сам не может объяснить, откуда у него взялись силы, как снова дополз до самолета, прикрылся парашютом и лег под мотор. Фашист бесится, пикирует на израненную машину, поливает ее огнем. Одна пуля пронзила плечо. Последнее, что запомнил, — это низко пролетевший над ним самолет с нарисованным на фюзеляже драконом.

 А дальше все удивительно напоминало то, что много месяцев позднее произошло с Алексеем Маресьевым и известно нам по книге Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке».

 Иван Степанович несколько раз выстрелил из маузера (с ним он прошел всю войну), но его никто не слышал. Два последних патрона сберег на всякий случай.

 Сколько лежал? Видимо, долго. Потом его нашел мальчик, проезжавший верхом на лошади. Хлопчик попытался усадить Любимова на лошадь, но не смог его поднять. Летчик потерял сознание. Очнулся уже тогда, когда его в машине везли пехотинцы.

 Жить! Не только жить — сражаться! Он мыслями со своим полком. А друзья рядом, на рассвете они уже были у его койки и увезли в Севастополь, в госпиталь. Его самолет сопровождала эскадрилья истребителей.

 - Левую ногу только поправим, - ответил   хирург на вопрос Любимова - будут ли ампутировать ноги.

 А что ампутировать, если левой вообще не было?

 И вот радость — полковой комиссар сказал, вторую ногу не будут ампутировать, ее попытаются лечить. И первой мыслью было — теперь буду летать, вернусь в полк.

 Десять месяцев не покидал госпиталя Иван Степанович. Его, вывезли из осажденного Севастополя на эсминце.

 В госпитале Любимов готовился... к полетам. Сперва научился передвигаться на костылях. По утрам обязательная физзарядка (и сейчас генерал каждый день полчаса посвящает зарядке), настойчиво делал одно специальное упражнение за другим. Когда знакомый севастопольский врач приладил ему протез, он целыми днями пропадал в парке, «приучал» ногу. Даже пытался танцевать. Никто не видел, какую он испытывал адскую боль.

 Иван Степанович был уверен: буду летать. Врачи же оказались иного мнения:

 - К службе в авиации не годен.

 Ну и пусть пишут. Иван Степанович очень просто обошелся с заключением врачей - выбросил его. В полку примут и без их документов.

 Пришлось заново учиться летать — сперва на учебном самолете, а потом и на боевом. На его первые полеты приходил смотреть весь полк, все волновались — сможет ли посадить самолет на «три точки», не «свалит» ли фигуру высшего пилотажа. Иван Степанович вскоре обрел свой прежний «почерк» истребителя.

 — Поздравляю Любимова с возвращением в строй! — пришла однажды телеграмма командующего ВВС. Это было признание. Ему присвоили звание подполковника.

 Два месяца спустя погиб Павлов, и полк принял Любимов...

 ...Истребители надежно прикрывают бомбардировщиков и пикировщиков Героя Советского Союза И. Корзунова. Коллективно создается новая тактика, полк не имеет потерь. Он становится гвардейским, его, как огня, боятся немцы.

 Командир полка не сидит в штабе - он и сам летает, растет счет сбитых им самолетов, прибавляются звездочки на фюзеляже. И вот однажды в августовский полдень над Геленджиком он встретился с «драконом».

 Два «мессера» шли на большой высоте к Новороссийску, видимо, вышли «на охоту». Навстречу им поднялся Любимов с молодым ведомым.

 — Я даю сигнал к атаке, — рассказывает Иван Степанович, — гляжу и не верю своим глазам: на фюзеляже «мессера» — дракон. И цифра 21! Старый знакомый! Иду на встречных курсах. Нажимать на гашетку не спешу — жду более выгодного момента. Первым открывает огонь немец. Я предусмотрительно даю педаль вперед, и белые шнуры проходят стороной.

 Ас оказался упорным. Любимов мастерски маневрировал и стрелял только прицельно. Весь полк следил, как «разделывался» командир с фашистским асом. «Дракон» метался, вилял. Любимов «прошил» его меткими очередями и, не выпустив, потопил в заливе. Летчик даже не успел выброситься на парашюте. В море подобрали лишь полковничью фуражку. Это был девятнадцатый самолет, сбитый Любимовым.

 - Ну, а дальше, — смущенно улыбается Иван Степанович, — ничего особенного не было. Принял истребительную дивизию. Она участвовала в освобождении Севастополя, Одессы, Румынии и Болгарии.

 «Ничего особенного», если не считать бесконечного количества воздушных боев, если не считать того, что дивизия буквально подавила на своем участке вражескую авиацию. Посмотрите ряды планок на груди генерала, и вы убедитесь, что все-таки было много особенного: два ордена Ленина, три Боевого Красного Знамени, орден Ушакова II степени, Красная Звезда, множество медалей. И даже орден Британской империи.

 После окончания войны Любимов учился в академии. Здесь и проявился его талант как исследователя и ученого. У него рождались интересные мысли о будущей тактике, о взаимодействии различных частей. По-иному осмысливается и неоценимый опыт Отечественной войны.

 Можно было после окончания академии остаться природной из кафедр. Но нет, сперва предстояло проверить свои мысли непосредственно в соединениях. И Любимов возвращается на родной Черноморский флот. Эти годы дали ему особенно много материала для будущей научной работы;

 Только спустя пять лет генерал возвратился в академию, на этот раз не слушателем, а старшим преподавателем.

М. Лейбельман.